Не мог не спереть из вконтакта. автор крут: «Фредерик "я сопливый мудак" Бегбедер Герман "Ололо, я несчастный творческий человек и вот вам моя биография" Гессе Чарльз "я пью дешевый виски, мне никто не дает, пойду набью кому-нибудь рожу" Буковски Чарльз "Ебусь как гусь" Буковски Чарльз "А мне норм" Буковски Владимир "Хочешь конфетку, девочка?" Набоков Уильям "сплошная наркомания и гомосятина" Берроуз Алексей "Ну почему я не Лев" Толстой Сергей "еврейский поросенок Пётр забухал" Довлатов Сергей "семерых ощенила сука" Есенин Конан "Тот, который написал Шерлока Холмса" Дойл Оскар "каким образом и где блять вы находите гейские оргии в моих книгах" Уайльд Ги "люблю толстух" де Мопассан Хантер "fuck Nixon" С. Томпсон Пауло "Ищу вселенскую гармонию с ч/ю без в/п" Коэльо Дарья "Одна история охуительнее другой" Донцова Владимир "Громобой" Маяковский Фёдор "Жизнь - боль" Достоевский Томас "Я не умею говорить короткими предложениями" Манн Чак "Чем больше говна, тем лучше продажи" Паланик Джером "Я выдал пубертатные слюни за литературу" Сэлинджер Лев "у меня не устает рука писать" Толстой Олдос "что за дивная, новая кислота?" Хаксли Даниил "Трололо" Хармс, Джек "36 метров" Керуак, Болеслав "За*бали меня путать с Марселем" Прус, Франц "Кто эти люди?" Кафка. Харуки "у меня свой мир с единорогами и подземкой" Мураками Милорад "Не ищите смысл" Павич Иэн "Как все уныло" Макьюэн Томас "Люблю маньяков-интеллектуалов" Харрис Рэй "Я умер, не дождавшись цветных фото Куриосити" Бредбери»
Весьма интересный подход к религии придумали японцы. «У Японии в мире имидж очень светского общества. Это, в общем-то, верно, но здесь нужна некоторая оговорка: японская светскость все же отличается от европейской. В Европе статистика показывает последовательное и поспешное отступление религии по всем фронтам, и светскость по факту становится равной атеизму. В Японии же социологические опросы на тему религиозных верований способны поставить неподготовленного читателя в тупик: 90% респондентов исповедуют традиционную японскую религию синто (神道, «путь богов»), и еще 90% исповедуют буддизм всех возможных деноминаций. Итого в Японии живут 180% населения (Чуров ни при чем), и эти 180% чего-то исповедуют. Светское общество?
В «светском» японском обществе открытие нового бизнес-центра редко проходит без религиозной церемонии со жрецами синто. Храмы спокойно соседствуют с вопиюще светскими учреждениями (например, небольшой синтоистский храм в токийском районе Тораномон с трех сторон окружен небоскребами), зачастую они прямо в них располагаются (в башне Tokyo Tower есть синтоистское святилище).
читать дальшеДобавим последние штрихи к картине. Еще 90% японцев (итого и уже 270%) на полном серьезе верят в юрэй (幽霊, «мрачные души»; сложно однозначно перевести этот термин, что-то вроде духов, привидений и монстров в одном флаконе). Во многих больницах нет четвертого этажа: иероглиф 四, «четыре», читается так же как иероглиф 死, [си], «смерть». На улицах по ночам по-прежнему сидят за своими столиками при свечах (зрелище жутковатое) знатоки японского искусства гадания по руке – тэсо. Как ни посмотри, воинствующих безбожников и материалистов из этих людей не получается. В Японии даже есть по сути религиозная партия – «Комэйто» (公明党, «Партия справедливости»). Она была создана как политическое крыло буддистской секты Сока Гаккай (創価学会, «Общество создания ценностей»), и сейчас является ни много ни мало третьей по величине партией в парламенте. Еще по мелочи: император в стране, где церковь отделена от государства – верховный жрец синто.
Eppur si muove, «и все-таки она вертится». Несмотря на то, что количество верующих хоть во что-нибудь почти в три раза превосходит ее население, Япония – вопиюще светская страна. И именно эти неувязки с процентами все и объясняют. Средний японец «венчается» в синтоистском или христианском храме, хоронит родственников в буддистском, отмечает Рождество 25 декабря, не будучи христианином, и не испытывает ни малейших угрызений того места, где у остальных людей совесть. Короче говоря, японцы – религиозные пофигисты. Им не только все равно, во что верит другой. Им абсолютно параллельно, во что верят они сами.
Иллюстрацией японского подхода к религии служит мой друг-японец, однажды решивший меня одарить нашейной цепочкой. С крестом. Мои возражения в духе «слушай, но ведь ни я не христианин, ни ты» были встречены невозмутимым «И что?».
В буддистских храмах в Японии спокойно торгуют (с кассовыми аппаратами, что, разумеется, бездуховность), носятся и орут дети, устраиваются рок-концерты (это вообще ни в какие ворота). Вековые устои стоят себе, не падают. Сейсмоустойчивые они. Как они до такой жизни докатились? Один мой знакомый востоковед как-то сравнил Японию с актинией. Сидит она себе тихо на дне моря, видит – проплывает мимо из Китая какое-нибудь конфуцианство. Она это конфуцианство хвать – и присвоила. Проплывает дальше буддизм. Она и его скушала. Приплыл из Испании святой (впоследствии; тогда еще не очень святой) Франсиско Ксавьер с христианством в XVI веке – Япония и его присвоила с потрохами. С христианством дело пошло особенно быстро, принимали его все подряд. Сложился даже класс христиан-самураев; более десятка даймё (大名, владетельные князья) приняли новую религию и поместили распятие на свои фамильные печати.
Но вот именно с христианством японская веротерпимость и дала, в конце концов, сбой. Во-первых, сёгуны (将軍, «военачальники»; что-то вроде великих князей, боровшихся за право объединить страну под своим началом) не без оснований воспринимали христиан как проводников политики растленного Запада. Европейские миссионеры прибывали в «варварские» земли с увесистой политической платформой. На дворе была эпоха активной колонизации, а становиться колонией японцам не очень хотелось. Во-вторых, даймё-христиане вели себя чересчур независимо, а в период Сэнгоку (戦国, «сражающиеся царства»; местная феодальная раздробленность) лояльность феодалов была вопросом выживания в кровопролитных войнах. В-третьих (и в главных), христианство быстро распространялось, и делало это в лучших традициях тогдашнего миссионерства. Крестили скопом, целыми деревнями, подчас насильственно. Врывались в буддистские и синтоистские храмы, опрокидывали «идолищ поганых» и глумились над святынями (привет Pussy Riot), чем причиняли моральные страдания верующим и подрывали духовные основы. Христиане ставили под вопрос авторитет сёгунов («чтобы христиане подчинялись этим многобожникам?») и просто всячески вредили дзэн-буддизму, самодержавию и народности. Такого в Японии еще не видывали.
Свирепый сёгун Ода Нобунага терпел, а его преемнику Тоётоми Хидэёси это надоело, и он христиан вырезал к чертовой бабушке. Самых неистовых служителей культа распяли (все-таки Россия далеко ушла от средневековой Японии в плане гуманизации правосудия), множество простых верующих покрошили в капусту, остальных заставили плюнуть на распятие и вернуться в лоно родной веры.
Этот кровавый эпизод был даже в суровой Японии скорее исключением из правила. Все-таки христиане изрядно лезли на рожон. Впоследствии новая Япония мирно впитала христианство чуть ли не всех деноминаций (вплоть до российского православия, последователей которого в Японии сейчас около 30 000 человек), были и премьер-министры, исповедующие эту религию (это пока в Америке линчуют негров и всерьез интересуются религиозными предпочтениями Обамы), открывались христианские университеты.
Есть интересное объяснение японской религиозной терпимости. Японцы – язычники. Они верят в «ками», богов-духов, по сути – одушевленные силы природы. Ками очень много, чуть ли ни в каждом камне и деревце есть свой. В таких условиях воевать с другими за «верховенство» своего (или своих) ками – чистое безумие. Они ведь друг другу не мешают, их «профессиональные интересы» не пересекаются.
Древние римляне, когда, наслушавшись Катона Цензора, пошли-таки завоевывать Карфаген, на полном серьезе молились карфагенским богам. Они их заманивали. Предлагали дезертировать и поддержать Рим в войне. Судя по тому, что Карфаген пал, местные боги поддались искушению и переехали в Рим. Ну и римляне в долгу не остались. Хотя уже позднее были отдельные граждане вроде поэта Ювенала, жаловавшиеся на то, что в Рим понаехала прорва чужих богов, Митры всякие с Изидами.
Если Гомер нам не врет, Зевс и Гера в Троянской войне болели за разные команды, но ни пышнокудрым данаям, ни конеборным троянцам не пришло в голову нестись из окопа в атаку «за Зевса, за правильную греческую мифологию».
Общество без греха
Японские отношения с божествами очень сильно напоминают древнеримские верования. И тут и там – чисто договорные отношения: я тебе быка в жертву, ты мне урожай по осени. В Японии на статуи бодхисаттв-дзидзо надевают шапочки, чтобы не замерзли. Потому что в обмен на это дзидзо защитят путников в дальней дороге. Если ты богов регулярно умасливаешь, живи себе спокойно, они помогут. Большего боги не требуют. Ни круглосуточного поклонения, ни нравственного совершенства.
Это рождает совершенно особую мораль. Например, в японскую культуру очень трудно внедрялось христианское понятие греха. В ней есть только категории «должно – не должно», и конкретное действие оценивается в этих рамках по обстоятельствам.
Скажем, в нашей парадигме пьянство – грех, нечто универсально плохое. А вот пример из Японии. На лекции 3 января (лекция 3 января, оцените) наш профессор рассказывает, как он под Новый год доблестно напился с коллегами до беспамятства и добрался до дома в буквальном смысле на двух лаборантках с кафедры. Вопрос знатокам: чем встретит жена в стельку пьяного мужа, приехавшего домой на двух девицах? Неправильно, она его уложит спать и утром будет жалеть и лечить от похмелья. Новый год же, время расслабиться. Такие обстоятельства.
В пятницу вечером на улицах Токио выпадают пьяные в стельку сарариманы (офисные работники), возвращающиеся с бесконечных номикаев (попоек с коллегами). Полицейские бережно придают им вертикальное положение и отправляют домой. Пятница, время отдыха. Можно и выпить. И даже напиться. А вот придешь ты с бодуна на работу – нет тебе прощения. Совершил недолжное, стыдись. Санкцией за проступки работает именно стыд, а не обещания геенны огненной и гнева богов. И хорошо, кстати, работает – в Японии (очень пьющей стране) почти нет проблемы алкоголизма. Пить – не грех. Стыдно пить, когда не положено.
Другой пример – сексуальная мораль. Думаю, нет нужды говорить, что западное ханжество здесь и не ночевало. Аристократы эпохи Хэйан тысячу лет назад обменивались любовными стихами, не особо интересуясь полом своих корреспондентов. Пропаганда гомосексуализма и транссексуальности стояла такая, что никакого депутата Милонова не хватило бы ее искоренить. Между тем, моральные устои и семья от этого не страдали: у нормального самурая была жена для дома и продолжения рода, гейша для духовных потребностей, и женщины (али мужчины) легкого поведения для легкого поведения. Называть естественные потребности грехом японцы не додумались, но дождь из серы на них за это не пролился. Гуляй сколько хочешь, но помни о долге: перед семьей, кланом и государством. Выполнил долг – свободен.
Я сознательно упрощаю картину, но общая идея, думаю, понятна. При всеобщей религиозности в Японии нет религиозной нетерпимости. В условиях примата общественного над частным, частная жизнь индивида весьма и весьма свободна. Никто не говорит про главенствующую роль синто в становлении японской государственности. Никто не думает, что современная молодежь разложилась и мало ходит в храмы. Молодежь, и правда, ходит редко, в основном – помолиться об успешной сдаче экзаменов. Чисто договорные отношения, как и было сказано. Общество из-за этого не падает. Я постоянно работаю с криминальной статистикой, и вот что можно констатировать: число насильственных преступлений на 10 000 населения в Японии одно из самых низких в мире. Намного ниже, чем в насквозь религиозной Америке. Когда у нас в России (сопоставимой по населению с Японией) будет 600 убийств в год на всю страну?
Эпоха безразличия
Был в новейшей истории Японии один характерный эпизод, при котором духовные устои не просто пошатнулись, они были сожжены. В 1950 году 22-летний монах Хаяси Ёкэн сжег храм Кинкакудзи (он же – Рокуондзи, он же – Золотой храм из романа Мисимы) в Киото. Парня посадили. Но не за экстремизм, покушение на вековые устои или оскорбление чувств верующих. За поджог. Правда, в итоге выпустили, признали душевнобольным.
Был и эксперимент с «особой ролью» религии в государственном строительстве: в эпоху милитаристского угара синто провозгласили государственной религией. Кончился этот угар, как известно, очень трагично для Японии. Люди этого не забыли, и ныне принцип отделения государства от «церкви» соблюдается безукоризненно.
Может, главный урок японской светскости вот в чем. Люди уважают частное пространство друг друга (как мой редактор в «Слоне» предлагает поступать и в России). Через эту призму панк-молебен в Храме Христа Спасителя кажется той же инквизицией, только в профиль. Идея о том, что можно ворваться в частное пространство другого с требованием неприкосновенности своего частного пространства, кажется попросту абсурдной.
Чтобы быть толерантным, общество не должно состоять из атеистов. Толерантность не отрицает религиозности и не разлагает общественную мораль. Первый шаг к мирному сосуществованию, как это ни парадоксально, – безразличие к тому, что делает сосед за стеной. Вот такая история.» утащено отсюда: slon.ru/world/samoe_svetskoe_obshchestvo_mira-8... «Чтобы быть толерантным, общество не должно состоять из атеистов» — ага, а общество из мракобесов — оно гораздо лучше, гуманней. И пока мир потихоньку катится к очередной межрелигиозной бойне, японцы выбрали "золотую середину" - своя религия для каждой области общественных отношений.
«В этот день был убит Ганди, однако на холме Кэлвери гуляющих гораздо больше занимало содержимое корзин со съестным, нежели значение в общем то заурядного события, свидетелями которого они оказались. Что бы ни утверждали астрономы, Птолемей был совершенно прав: центр вселенной находится здесь, а не где то там. Пусть Ганди мертв, но и за письменным столом у себя в кабинете, и за столиком в студийном кафе Боб Бриггз умел говорить только о себе.
– Как ты думаешь, Ганди интересовался искусством? – спросил я. – Ганди? Разумеется, нет. – Пожалуй, ты прав, – согласился я. – Ни искусством, ни наукой. Потому то мы его и убили. – Мы? – Да, мы. Умные, деятельные, вперед смотрящие почитатели порядка и совершенства. А Ганди был просто реакционер, веривший лишь в людей. В маленьких, убогих людишек, которые сами управляют собою в своих деревушках и поклоняются брахману , являющемуся также и атманом. Такого терпеть было нельзя. Неудивительно, что мы его укокошили.
Я говорил и одновременно размышлял, что это еще не все. Еще была непоследовательность, почти измена. Человек, который верил лишь в людей, дал втянуть себя в массовое нечеловеческое безумие национализма, в якобы сверхчеловеческое, а на самом деле дьявольское стремление учредить народное государство. Он дал втянуть себя во все это, воображая, что ему удастся унять безумие и все, что есть в государстве сатанинского, превратить в некое подобие человеческого. Однако национализм и политика силы оказались ему не по зубам. Святой может исцелить наше безумие не из середки, не изнутри, а только снаружи, находясь вне нас. Если он станет деталью машины, одержимой коллективным сумасшествием, случится одно из двух. Он либо останется самим собой, и тогда машина будет какое то время его использовать, а потом, когда он сделается бесполезен, выбросит или уничтожит. В противном случае он будет переделан по образу и подобию механизма, с которым и против которого работает, и тогда мы увидим, что святая инквизиция в союзе с каким нибудь тираном готовит торжество привилегий церкви.» Олдос Хаксли, "Обезьяна и сущность". А дальше цитировать нечего, ибо начинается тошнотворная антиутопия.
Из "дивного нового мира": читать дальше«Перед дверью директорского кабинета Бернард перевел дух, расправил плечи, зная, что за дверью его ждет неодобрение и неприязнь, и готовя себя к этому. Постучал и вошел.» (прямо про меня сегодня) «– Предпочитаю быть самим собой, – сказал он. – Пусть хмурым, но собой. А не кем то другим, хоть и развеселым.» «Да и во всем обществе чувствовалось некоторое гипнопедическое предубеждение в пользу рослых, крупных. Отсюда смех, которым женщины встречали предложение Бернарда; отсюда шуточки мужчин, его коллег. Из за насмешек он ощущал себя чужим, а стало быть, и вел себя как чужой – и этим усугублял предубеждение против себя, усиливал презрение и неприязнь, вызываемые его щуплостью. Что, в свою очередь, усиливало его чувство одиночества и чуждости. Из боязни наткнуться на неуважение он избегал людей своего круга, а с низшими вел себя преувеличенно гордо.» «если хочешь быть счастлив и добродетелен, не обобщай, а держись узких частностей; общие идеи являются неизбежным интеллектуальным злом. Не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества.» «По мере того как политическая и экономическая свобода уменьшается, свобода сексуальная имеет склонность возрастать в качестве компенсации. И диктатор (если он не нуждается в пушечном мясе либо в семьях для колонизации безлюдных или завоеванных территорий) умно поступит, поощряя сексуальную свободу. В сочетании со свободой грезить под действием наркотиков, кинофильмов и радиопрограмм она поможет примирить подданных с рабством, на которое те обречены.» «барахтанье в дерьме - не лучший способ самоочищения»
Будучи в очень поганом настроении, влез я в книги Паланика. Если конкретно - "Биография Бастера Кейси". да-да, знаю я отзывы о нем. один наш литературовед, его почитавши, сказал, что его "чуть не вырвало".
Когда-то Достоевский доводил студентов до обморока своей речью о Пушкине. Чтоб достучаться до современного читателя, классики, видимо, мало. И Паланик выливает порцию тошнотворной чернухи. В которую иногда вплетены довольно интересные мысли.
«можно заставить врать уйму народу, если у них есть свой шкурный интерес. а когда все говорят одну и ту же неправду - это уже правда.
в то лето миддлтонцы перестали друг другу верить. С тех пор ничье слово не имеет ценности. Все считают друг друга обманщиками. И все равно улыбаются и делают реверансы.
происходит нечто любопытное: вера и доверие переносятся с сияющей волшебной феи на невзрачные потёртые монеты. От прозрачных крылышек мы переходим к пятицентовкам... десятицентовкам... и четвертакам. Так ребёнка по мере роста побуждают проявлять все новые чудеса воображения и веры. начиная с санты в раннем детстве и заканчивая зубной феей, когда появляются взрослые зубы. выражаясь проще, начиная с детской веры в то, что всё возможно, и заканчивая абсолютным доверием к национальной валюте.»
«В Смоленске "толпы людей в солдатских мундирах", хулиганствующие и деклассированные элементы устроили с утра погром водочного завода Мачульского. Были расхищены большие запасы спирта и водки. Для борьбы с погромщиками к заводу была послана небольшая группа членов Совета с пулемётом. Бушующая толпа пулемёт отобрала. Через некоторое время для прекращения расширяющегося погрома к месту события были посланы отряды Красной гвардии, отряд анархистов и солдаты 2-го авиационного парка. Они рассеяли толпу и отобрали назад пулемёт. Погром был прекращён. У завода была установлена крепкая охрана, вооружённая пулемётами.» Ильюхов А.А. Революция 1917 года на Смоленщине. Хроника событий. Смоленск, 2007. С. 268.
А смоленские анархисты, оказывается, боролись за трезвость. Но большевички всё равно их отправили в "республику Иртыш".
«В Смоленске совершено бандитское нападение на квартиру гражданина Скорбящего. Под предлогом проведения обыска в квартиру ворвались 709 солдат. В результате грабители забрали у хозяина и присутствующих в квратире вещей примерно на 12-14 тыс. руб. и денег 4 тыс. Грабители забрали даже кусочек мыла.»
«В период с 1 ноября и по 4-5 декабря в Смоленске существует некое двоевластие, которое иногда превращалось в многовластие, а в деревне - в полное безвластие. Только после ликвидации Комитета общественной безопасности формируются действительно советские (большевистские) органы власти. (...) В ответ на этот переворот все чиновники губернского центра, а в ряде мест и в уездах, дружно отвергли эту власть и объявили забастовку. (...) Безвластие, которое наступило фактически с конца октября 1917 года, отразилось на моральном состоянии населения, вызвало массовую преступность. (...) Разгромы имений, винных складов, действия бандитских шаек из солдат и случайных элементов ещё более усиливали хаос. Случаи самосудов стали нормой. В период с декабря 1917 по март 1918 в смоленской деревне действуют самые различные органы власти, которые чуть не каждый месяц сменяют друг друга. Действия новых непонятных населению властей вызывают массовый протест и даже восстания».
Ильюхов А.А. Революция 1917 года на Смоленщине. Хроника событий. С. 227.
«Воровство из казны побуждает раздоры и отвлекает от благодетельного созерцания. Всякий, ворующий из казны, стремится украсть всю казну и потому вступает в схватку со множеством соперников. Разум его помрачается, глаза застилает ненависть. Такой человек во всём подобен сражающему демону-асуру. Из этого положения есть только один выход, и он практикуется всеми просвещёнными властителями. Воровать из казны может только сам ван, а всякий, кто дерзнёт нарушить его священное право и сделать это помимо него, подвергается казни». (источникululuysk.com/index.php/sages/425-sage-24)
«В Смоленске в 2 часа ночи было совершено вооруженное нападение группой бандитов из 15 человек на Благородное собрание. Заперев служащих, грабители разделились на 2 группы и направились в разные залы. Одни пошли грабить в зал, где играли в карты в преферанс и в винт, другие грабили игроков "в железку". Один из грабителей с маской на лице обратился к играющим с речью: ... в такое тяжёлое для России время стыдно заниматься игрой в карты. Россия изнывает от беспорядков, а вы забавляетесь. Объявляю все ваши деньги конфискованными. Немедленно выдайте имеющееся у вас оружие. Всего грабители конфисковали 25.000 руб, несколько золотых часов, цепочек, сребряных портсигаров, 11 револьверов и много других ценных вещей». "Смоленский вестник", 21 ноября 1917.